Армия Судьбы - Страница 108

108

Впервые на памяти лангеров нашлись женщины, которые ему не понравились и которых он не жаждал спасать ценой собственной жизни.

– Почему-то раньше хатами не казались мне такими жуткими.

– Ты видел только молодых и самого невысокого ранга, – усмехнулся Сийгин. – Если в бабьем царстве захватили власть уродины, то более-менее смазливым сделать карьеру будет нелегко. А значит, в Ханнат заявились одни из самых высокопоставленных Сестер.

– А это правда, что Джасс говорила про ихнюю главную, про Первую Сестру?

– Не знаю. Но я ей верю. Разные бывают женщины, брат тангар.

– Вот ты уже и вытаскиваешь ее из крупной неприятности, – вздохнул Джиэс. – От людских женщин жди беды.

– Давно ли ты стал такой умный, Унанки? – окрысился Пард, вступаясь за лучшую часть рода людского. – Успел забыть про Высокую Чирот? По мне, так твои уши приходилось спасать не меньше раз, чем чьи-либо другие. Надо было просто идти дальше, а не устраивать в Ханнате резиденцию.

– И никакой разницы, – вздохнул Тор. – Все равно хатамитки добрались бы до Джасс. Ты, Пард, первый завел здесь любовницу.

– Орку, – многозначительно и даже злорадно фыркнул эльф.

– Ты сам хорош… Можно подумать, это у меня в каждом городишке по возлюбленной, – обиделся оньгъе.

– Оба кобели!

Сийгин подвел общий итог весьма точно. Лангеры любили женщин, а женщины были благосклонны к лангерам. И не только благодаря славе, на которую падки юницы и зрелые дамы, и не потому что те всегда при деньгах и не привыкли отказывать себе в удовольствиях, а оттого что опасность и загадка манят женское сердце сильнее, чем блеск драгоценностей. И когда рядом оказывается мужчина не только богатый и красивый, но и окутанный тайной боевого братства, то дамы теряют рассудок и летят навстречу, как мотыльки на огонек.

Только Торвардин предпочитал заведомо обреченным на расставание, временным любовным альянсам честно сторгованную страсть блудниц. Похоже, тангар оставил свое сердце на родине у какой-то неприступной девы. Пытать на предмет тайного увлечения его, понятное дето, никто бы не стал. Не принято в ланге такое.

Сийгин, схоронив в юности любимую, так и не сумел оттаять до конца, женщин, словно перчатки, не менял, но и крепко к очередной пассии не привязывался, храня память о девушке-ичере по имени Марай. Кого еще мог выбрать орк-эш, кроме такой же отверженной? Причем отверженной сразу всеми расами. Дикая смесь кровей ее и сгубила. Как это часто бывает с ичерами, Марай не смогла доносить их с Сийгином ребенка и умерла от кровотечения.

Имлан, брачное уложение, издревле регулировавшее брачные отношения между расами, придумывалось вовсе не для того, чтобы питать основу для трагических историй о несчастных влюбленных, разделенных жестоким законом и предрассудками. Хотя и предрассудков хватало, если уж оставаться честными до конца.

И то, что принц-бастард не скрывал своей привязанности к подруге по недавнему несчастью, относясь к Джасс с трогательной нежностью, словно к родному ребенку, воспринималось лангерами как признак былого прегрешения на той же почве. Словно замаливал Ярим какую-то давнюю вину перед другой человеческой девушкой. Эльфы умеют быть благодарными, что бы там ни болтали злые языки, но еще сильнее у них развито чувство вины, и терзать себя раскаянием остроухие долгожители могут веками. А еще нет им равных в пристрастии кусать себе локти из-за совершенной ошибки спустя немыслимое количество лет, да так, словно непоправимое случилось только вчера.

Ириен прилег рядом с Джасс, осторожно просунув ей под голову свою руку, и не осмелился идти дорогами сна, хотя, видят Пестрые Старые боги, ему этого хотелось более всего. Разогнать призраков, которые так часто обращали ее видения в кошмары, сотворить иллюзорный мир прекрасных грез, сделать так, чтобы намечающаяся морщинка между бровей без следа исчезла. Познаватель в нем боролся с Любящим, и последний победил. Пусть спит, пусть видит свои собственные сны, никем и ничем не тревожимая. Завтра у Джасс будет тяжелый день. Завтра у всех будет тяжелый день. Завтра будет день…

Весна 1678 года

…Море было в тот день необычайно синим и спокойным.

– Ты совсем не хочешь узнать, почему я это сделал? – спросил он.

Девушка молчала, но потом словно через силу кивнула.

Хэйбор показался ей странным и не слишком приятным типом. Небритый подбородок порос пегой щетиной, норовящей преобразоваться в разбойничью бороду, нос, загнутый вниз, как клюв ястреба, небольшие голубые глаза под густыми бровями, сросшимися на переносице, а еще длинные полуседые волосы, собранные в хвост по-орочьи на макушке. Одет он как обыкновенный воин с севера, под кожаным коротким доспехом простая рубашка да черные штаны, заправленные в сапоги. Таких Джасс видела во множестве в Ятсоуне. Но то в Ятсоуне, в Игергарде, а здесь Аймола, и как этот Хэйбор оказался в окрестностях Храггаса, Джасс даже вообразить себе не могла, потому что точно знала, что в их гавань за последние месяцы ни одно чужое судно не заходило.

Он расспрашивал Джасс обо всем: о Ятсоунском храме, о леди Море и леди Чиколе, о Храггасе и даже о том, что было до храма. Девушка рассказывала все без утайки, потому что не видела смысла что-то скрывать. В ее жизни все было настолько просто, что маломальской тайне завестись неоткуда, да и незачем. А кроме того, с Хэйбором можно нормально разговаривать.

– Я думал, что встречу здесь совсем другую девушку, – сказал он, прикрывая глаза и тяжело вздыхая.

– Это хорошо или плохо? – спросила Джасс настороженно.

108